«Тело поет!»

Пляж пустынный, нагретый песок, череда волн, слепящая ширь, размеренный шум, визги чаек, ветер теплый, живой. И мучительно сжимается сердце, когда смотрю на Нее!

Наши тела в блаженстве, а наши души реют над всем этим крымским простором, мы все вмещаем в себя, мы везде, вместе со всем, нас нет отдельно. И единение наше телесное… Нет, не только телесное! Конечно красиво ее лицо, ее сияющие добротой глаза, темные длинные волосы, которыми играет ветер, бархатная кожа ее уже загорелого тела, распахнутые ноги и все, все остальное.

Но еще чудесней наше слияние, согласная песнь — при этом мы удивительным образом соединяемся не только друг с другом, но со всем окружающим сущим: песок это мы, скалы, камни прибрежные это мы, и море, прибой — это мы тоже, и небо, и солнце, и чайки… Длится восторг, мы оба на острие блаженства, она срывается первая – словно вспыхивает, и чайкой взмывает вверх, к солнцу, и реет там, но я держу крепко тело ее, она – со мной, я – с ней… Останавливаюсь на секунды, прошу и ее замереть на острие, на острие,  на пике… Где-то под горлом горячий, сияющий сгусток, а внизу — сплошное полыхающее блаженство – и мы оба на миг застываем… Мы в небе, мы в вышине, в пространстве под солнцем… Только море плещет слегка, спокойно и мерно вздыхает прибой, вода лижет прибрежный песок, и реют чайки, а мы в сиянье, в сиянье…

И вот, наконец, мы расслаблены, становимся самими собой, каждый сам по себе. Хотя и все равно вместе…

Я сижу на сухом теплом камне, а она, обнаженная и счастливая, бежит в солнечных лучах к кромке моря, и кружится в детском танце.

– Тело поёт! – кричит она, и я счастлив, я готов, как Фауст, произнести знаменательные слова: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно…»

Но вот мы решаем идти в путешествие. И шагаем по горячей пыльной дороге, любуясь окружающими горами, кривыми хилыми деревцами, небольшими овражками с сыпучими высохшими берегами, сухой желтой травой, по которой бегут волны от ветра. Как же роскошны серо-зеленые заросли остро пахучей полыни, сиреневые округлые кустики цветущего кермека и голубые цветочки, похожие на лазоревые ромашки, которые мотаются на ветру!

Мы останавливаемся, осматриваемся…

И видим справа темно-пунцовые пятна на скалах. Решаем направиться к ним. Что это, интересно?

Сворачиваем с дороги, идем по целине, огибая кустарники, шурша, путаясь в травах и время от времени напарываясь на коварные сухие колючки.

Огромное небо над нами, горы впереди, птицы над ними, травы вокруг нас, и таинственно-бирюзовая полоса моря вдали… И — никого!

Да, в какой-то ошеломляюще восторженный миг мы осознаем, что окружающая бескрайняя, теплая, душистая благодать принадлежит нам, только нам! А мы — ей! Полностью! Мы – одно…

И никто не кидает банки, бутылки, пакеты, никто не орет по-пьяни дикие песни, не включает транзистор, не болтает пустую дурь по мобильнику, не пристает с замечаниями, не ухмыляется, не хохочет во все горло, не трясет жирными телесами, гордо выставляя напоказ свое пузо, не пакостит и не ехидничает. Как же хорошо, Боже! Она и я. И степь. И горы.

Еще не доходя до скал, видим: на нашем пути — обрыв. Овраг, что ли? Подходим к краю…

Маленькая, уютная, совершенно скрытая от посторонних глаз долинка. Она открылась нам сразу и – словно бы улыбнулась, живая… Какая же красота!

– Райская долина! – одновременно воскликнули мы.

Очевидно, это русло весеннего потока, речушки, бегущей с гор, сейчас плоское дно совершенно сухо, песчано, гладко, один берег – отроги белой, меловой скалы, другой – тоже отроги, но заросшие ярко-красными кустиками и зеленой травой. Да, то тут, то там в живописнейшем беспорядке — рубиновые, багровые, кроваво-красные кусты и одно деревце осенней скумпии! Роскошнейшая декорация, полыхающая на солнце! А на дне – аккуратнейшим образом разложенные темно-синие и серые большие и малые округлые камни, и среди них тоже алые вкрапления скумпий – удивительная мозаика!

И совершенно канареечная, медовая сухая трава чуть выше — на небольшом плоскогорье. Высокие, стройные, нигде не сломанные стебли и длинные ленты листьев, ласково качаемые теплым ветром – сухие, легкие волны.

Осторожно, медленно спускаемся в Рай…

И ведь закрыто со всех сторон! Только поросшие скумпией отроги с одной стороны и белая меловая скала с другой…

– Потрясающе! – восхищаюсь я.

– Да, просто слов нет, – отвечает она.

– Давай?

– Давай. Раздевайся, милая. И – вон туда… Рядом с тем камнем, видишь?

Скорее, скорее… Здесь, в Крыму, погода, конечно, не та, что в Средней России, здесь и в начале октября может быть весь день солнечный, теплый, но вдруг… Красота – явление хрупкое, ее нужно ловить, запечатлевать скорее, скорее, пока что-нибудь не помешало. Запечатлеть навсегда! Ведь мало ли…

Быстро, привычно она скидывает с себя все, оставаясь в волшебной прелести своей наготы, а я тем временем достаю фотоаппарат, видеокамеру…

— Милая, вон у того куста, пожалуйста… И рядом с тем камнем… А присесть на него можешь?… И около этого откоса, ладно?

Ей самой интересно, она делает все, что я прошу, она улыбается – счастлива… Первые кадры, обязательно, на всякий случай — сразу, мало ли что. Жизнь научила: потом не бывает!

Наконец, находим чистое место среди кустиков и камней – гладкий, белый слежавшийся мелкий песок, – кладем все, садимся, осматриваемся, радостные. Легкое угощение, легкое вино, яблоки, виноград, помидоры… Мы – дома, Боже, мы – дома! Как же здесь хорошо…

– Милая, вот здесь еще, пожалуйста, ладно? – все-таки говорю я. — И вот там, ладно? Смотри, какое чудо…

Сколько снято уже, а все не устаю удивляться. Как совершенны творения твои, Природа! О, Аполлон! О, Афродита… Ну какому художнику-человеку по силам создать столь совершенное все! Голубовато-стальная, остро-бугристая стена скалы, прислонившееся к ней беззащитное, трепетное девичье тело со слегка вскинутыми руками – словно у «Стены плача», – а внизу, у подножия и на переднем плане – рубиновая полоса скумпии. Но это не кровь, нет, это – роскошь природы, и, конечно же, энергетическая подпитка беззащитного тела девушки любовью — от Земли-матери! И не Плач это никакой вовсе, нет, это – радость, благодарность, преклоненье, восторг! А уж как восторгаюсь я…

И вот – ее танец около экзотического деревца с живописно изогнутым корявым стволом и ослепительно красной листвой — музыка движений, песня Творения Божьего, песня Жизни!

Потом мы взбираемся на плоскогорье, и она идет медленно, словно плывет, раздвигая руками стройные стебли высокой травы…

Загорелая, стройная, идеально сложенная – словно порождение этих алых кущ, медовой травы, кривых, извилистых ветвей, тонких стволов… И гор, и камней, и песка, и воздуха, и далекого моря, и солнца… Главная часть – центр! — совершеннейшей этой картины!

И, наконец, — отрешенная медитация у ослепительного, облитого солнцем мелового откоса…

А на одном из немногих пока что зеленых кустиков на дне роскошного рубинового оазиса – изумрудный богомол, спокойно повернувший в мою сторону свой удивленный треугольный глазастый лик, когда я приблизился с видеокамерой… И так же спокойно отвернулся он от меня, полностью убежденный в отсутствии у меня агрессивных намерений…

— Ты прав, глазастый, ты прав, — вслух сказал я, а он и не шевельнулся.

— А вон бабочка, смотри! — крикнула моя любимая весело. – А там еще одна, смотри-смотри!

— Вижу, милая, конечно, вижу.

Чуть выше – ломаная линия гор, а над ними – пронзительно синее небо и – солнце… И птицы. Две больших, медленно кружащихся птицы – коршуны или черные вороны…

А в нижнем створе нашего уютного роскошного убежища – далекая сияющая бирюзовая полоска моря, ненавязчиво напоминающая о себе…

Бессмертье – в памяти!  — эти слова я придумал когда-то сам, когда в одиночку путешествовал на велосипеде и, восторгаясь окружающими картинами, вынужден был их покидать, проезжая. Именно, именно… Это и есть бессмертие – наша ПАМЯТЬ!

Наснимал столько, что кассета закончилась. Ну, а потом… О, Господи, сколько же таинственной радости заключено в наших телах! Это – святое… Это сказочный, щедрый подарок Природы, Бога… И мы, конечно же, освятили своим восторгом, своей Песнью Песней, нашу долину. Которую так и назвали – Райская.

И ведь за один такой день можно отдать столько… А дней таких у нас с Ней было много, много…

Конечно, я потом сделал фильм. Я смонтировал его в двух вариантах и под разную музыку. Под прекрасную музыку! И на экране, и в памяти нашей все выглядит даже не менее выразительно, чем тогда, в том сущем Раю…

Движения Ее – это не танец, это сама жизнь, общение, единение с окружающей роскошью Райской долины. А скумпия, скалы, камни, трава, богомол, промелькнувшая мимо бабочка, солнце, небо – это фрагменты, части некоего всеобщего согласного действа, одной гармоничной мелодии жизни, в которой Она, любимая моя – Богиня…

А в эпилоге обнаженная молодая стройная девушка идет по широкой песчаной дороге, приближается к морю, бежит по песку вдоль кромки, решительно и смело вступает в пенистые, игривые волны… Да-да, волны словно играют с Нею! И шум, и ароматы, и краски, и лучи, и брызги – слаженная, общая музыка… А потом… Потом мы оба на камне.

– Тело поёт! – кричит она после, танцуя в веселом восторге, и этот возглас удачно соединяется с шумом прибоя, ветра и с криками чаек.

Да, музыка, великая Музыка Жизни – вот же в чем Истина!

Так что на наших снимках, в нашем фильме и в наших сердцах Райская долина, несмотря ни на что – живет! И мы – живы, несмотря ни на что, хотя бывало, разумеется, всякое, и неизвестно, что еще будет…

Но — Бессмертье – в памяти!

И вспоминается еще великолепная восточная мудрость:

«Спешите, спешите… А я подожду в форме цветка у дороги. Чтобы обогнать вас»

Не знаю, как вы, а я с этим согласен.

 

Comments are closed.